Марлен Дитрих и немецкое кабаре начала ХХ века

Кабаре барона Эрнста фон Вольцогена

Летом 1901 года на гастролях в венском Карл-театре Вольцоген познакомился с австрийским композитором Арнольдом Шенбергом, который показал ему несколько песен, сочиненных им на тексты из «Немецкого шансона». Для сезона 1901—1902 годов Вольцоген приобрел «Лунатика» («Nachtwandler») на слова Густава Фальке и «Каждому свое» («Jedem das Seine»). В декабре 1901 года Шенберг был назначен дирижером «Uberbrettl». К этому времени кабаре переехало в новое здание на Кепеникер-штрассе, специально построенное для Вольцогена архитектором Августом Энделлем в модном стиле модерн.

Возможно, именно с переездом в новое, более вместительное и требующее больших затрат помещение связаны проблемы экономического характера, с которыми столкнулся Вольцоген. Кабаре скоро впало в беспросветный финансовый кризис, для которого, конечно, были и более глубокие причины. Предприятие Вольцогена так и не нашло своего зрителя. Для тех, кто приходил сюда за серьезным искусством, в нем было слишком много легкомысленных танцев и песенок, а тем, кто искал развлечения, оно казалось чересчур литературным.

Всего лишь несколькими днями позже чем «Uberbrettl», 23 января 1901 года, в Берлине открылось другое кабаре — «Шум и дым» («Schall und Rauch»), Оно возникло из узкого кружка художников, которые часто собирались в небольшом кафе. Однако шум, обычный для питейного заведения подобного сорта, мешал им. И тогда родилась идея закрытого клуба, посвящение в члены которого сопровождалось водружением на нос новичка очков, символизировавших новый взгляд на жизнь и искусство. Отсюда название клуба — «Очки» («Die Brille»). Именно он впоследствии стал называться «Шум и дым».

Центральной фигурой в «Шуме и дыме» был Макс Рейнхардт. Как и Вольцоген, он склонялся к сатирико-театральному предназначению кабаре. Но, в отличие от «Uberbrettl», ориентированного на буржуазную публику, «Шум и дым» предназначался для берлинской интеллигенции.

Одновременно с попытками перенести французское кабаре на немецкую почву в Берлине на юге Германии во втором по величине городе страны — Мюнхене — зарождалось свое кабаретное движение. Мюнхен, не будучи политической столицей, по праву снискал славу столицы культурной. Возможно, немалую роль в этом сыграла географическая отдаленность города от центра, а значит, меньшая зависимость от политической обстановки в стране и, что особенно важно, от цензуры.

Как бы то ни было, мюнхенский район Швабинг на рубеже веков стал настоящим немецким Монмартром. Именно здесь в бесчисленных клубах, пивных и кафе собирались сливки артистической интеллигенции — поэты, драматурги, писатели, художники, музыканты. И собрания эти по духу, как правило, были далеки от мирных дружеских посиделок. Мюнхенские завсегдатаи кафе дерзко отвергали установившиеся формы, стили и нормы, в особенности те, что явно были продиктованы репрессивным правительством кайзера Вильгельма.

Это бунтующее общество породило не только острую, язвительную сатиричность «Симплициссимуса», о котором уже шла речь, но и так называемый югендштиль (Jugendstil — «стиль молодых », немецкий аналог ар-нуво и модерна) другого журнала — «Югенд», а в конце концов и блестящие мюнхенские кабаре.