Марлен Дитрих и немецкое кабаре начала ХХ века

Мария Магдалена Зибер - воплощение образа немецкого кабаре

Мария Магдалена Зибер, отправившаяся на кинопробы в 1929 году не подготовив, как впоследствии стало известно всему миру, необходимой песни, едва ли подозревала, что этот фильм сделает ее для нескольких поколений зрителей воплощением немецкого кабаре. Впрочем, и в пояснениях, что, собственно, это кабаре из себя представляет, она к тому времени точно не нуждалась. После того как ей пришлось отказаться от карьеры скрипачки, 20-летняя Марлен очень скоро пришла к решению стать актрисой. И незамедлительно стала ею. Выступления в кабаре девушек Гвидо Тилыпера, небольшие роли на сценах берлинских театров, в том числе в Дейчес Театер, немое кино, чрезвычайно популярные в то время эстрадные ревю, а кроме того, конечно, ночная жизнь, кабаре и весь тот пестрый театр, который представлял собой Берлин в 1920-е годы, — наполнили жизнь Марлен.

Судьбоносная встреча ее с режиссером Джозефом фон Штернбергом вовсе не была такой случайностью, как может показаться. Марлен Дитрих никогда не была незаметной фигурой. И Штернберг впервые услышал о ней от Лени Рифеншталь, которая, в свою очередь, обратила внимание на совершенно незнакомую молодую актрису, сидевшую за соседним столиком в кафе, из-за ее глубокого, хрипловатого и необыкновенно влекущего голоса. Известной и довольно популярной стала песенка «Wenn die beste Freundin» («Моя лучшая подруга»), которую Марлен исполняла вместе с Марго Лион в ревю Миши Шполянского «Это носится в воздухе». Особенную пикантность, которая в основном и принесла славу этому номеру, создавала нарочитая двусмысленность отношений двух его героинь — исполнительницы были облачены во фраки с букетиками фиалок, ставших негласным символом лесбийской любви, в петличках.

Кружевные панталончики, высокие чулки, корсеты и кокетливый мужской цилиндр создали соблазнительную видимость кабаретной певички с не слишком строгими принципами. Штернберг, волшебник света, оттенил, доведя до совершенства, магическую красоту ее лица. И всего этого было бы, наверное, довольно для шумного успеха Марлен в 1930 году, однако мало для дня сегодняшнего. А между тем «Голубой ангел» десятилетие за десятилетием упорно не теряет своей дурманящей свежести. Корни ее хрупки и почти неуловимы. Они — в ощутимо телесной чувственности Лолы и одновременно ее строгости, в кокетливом озорстве и томности, в ее обезоруживающем откровенностью и в то же время невинностью признании: Ich bin von Kopf bis Fuss auf Liebe eingestellt (Я с головы до ног настроена на любовь) и бравурном, недвусмысленно зовущем: Ich bin die fesche Lola (Я лихая Лола).