Марлен Дитрих и немецкое кабаре начала ХХ века

Бремя влечения к собственному "Я": дневники и воспоминания как способ самопредставления

Дневники, воспоминания, записные книжки фиксируют события, порой не совпадающие с обывательским представлением о жизни, огромное количество бытовой информации, атмосферу социальной среды, детские воспоминания, отношения между людьми, сплетни, слухи и т. д. Тут интересно все, чем наполняется эта «паралитература», в которой текст «центрирован», и к ней не относится постмодернистская метафора о «смерти автора». В ней автор уникален, единственен, он в диалоге с современниками не в вымышленной, а в реальной жизни. Как правило, это литература глубоко личная, интимная, с индивидуальным языком, с субъективным пониманием времени, с «серийным» мышлением о потоке повседневной жизни.

Хотя Ролан Барт и утверждает, что «дневники не отвечают никакой миссии»,1 отечественная история с ее непризнанием за человеком права на память оставляет за этой литературой «право на воскрешение». Пока ее читают, прошедшая жизнь жива. Пока жива история, живы люди. Примеры тому — дневники В. Шаламова, Н. Мандельштам и, из последних изданий, — двухтомник Георгия Эфрона, рукопись, пролежавшая в РГАЛИ 60 лет.

По мнениям специалистов, они должны изменить представление о мире и человеке XX века. Эти дневники — не только мужественные и глубоко искренние, но и удивительно свободные в изложении и оценке событий, небезразличные ко всему происходящему в мире, беспощадно честные по отношению к себе, в них мы находим бесконечные «ступени смыслов».

Сын Марины Цветаевой начал вести дневник сразу по приезде в СССР четырнадцатилетним мальчиком (1940 год), и кончается дневник записью 1943 года. Последняя тетрадь, вероятно, погибла вместе с автором в 1944 году. Последний набросок автопортрета в прозе:

Я вышел из дому и пошел по широкой белой дороге.

Я вышел с котомкой на плечах и с палкой в руке.

Светило солнце, пели птицы на деревьях. Небо было синее, солнце желтое, трава зеленая, дорога белая.

Путь далекий, дорога белая, куда ведешь ты меня?

Я достигну всего: я ничего не достигну.

Солнце закрыто тучами, дорога серая, трава поникшая,

Замолкли птицы, и деревья бессильно склонились к земле.

Дорога серая путь далекий... я иду обратно и все более и более углубляюсь в область неизведанного, непознанного, в область неожиданного

и непонятного.

В этой области ни солнца, ни света, и неба, ни птиц.

Я все глубже проваливаюсь в пустоты мрака...

И я говорю себе: Иди, путь далек до тихой гавани,

ибо силы нужны, и бодрость, и мужество,

чтобы понять и принять самого себя.

(В рукописи зачеркнут вариант: «вынести и простить»).