Самопаралич потребительства
Средством от самопаралича потребительства, по мнению А. Крокера и Д. Кука, является постмодернизм как адекватная эстетическая форма посткапитализма. Эти два исследователя выдвинули концепцию постмодернизма как последней художественной фазы капитализма, превратившегося из общества потребления в общество избытка: искусство, дизайн, стайлинг нужны для функционирования «избыточной экономики», сталкивающейся с кризисами перепроизводства; эстетизируя продукцию, культура постмодернизма дает импульсы экономике, препятствует самоликвидации труда и капитала. В этом смысле «искусство — высшая стадия капитала в его эстетизированной фазе».
Но, с другой стороны, эпоха бытия-в-деконструкции не вселяет уверенности.22 Из этого проистекает в отношении литературы, например, не только разрушение эстетической формы в повествовании, манипуляции с сознанием ( героя и читателя), но и, в последней инстанции, может быть, даже саморазрушение литературы.
Еще в шестидесятые годы становится популярной идея о вырождении как цивилизации, так и культуры. Томас Пинчон в своем перенасыщенном культурными реалиями рассказе «Энтропия» (1960), который повествует о том, что современное общество движется к хаосу и гибели, и в котором неоднократно встречается оппозиция порядка и хаоса, пишет об энергетической смерти культуры, о том, что в конце концов интеллектуальное развитие остановится. В обществе преобладают настроения пессимизма. Литература концентрируется на состоянии энтропии, на опыте катастроф, следующем из событий Второй мировой войны. Действительность в книгах предстает уже тронутой тленом деструкции. Сам текст начинает представлять собой хаос не только сюжетных событий, но и нарративных структур. Но чем катастрофичнее время, тем лучше литература. И в кризисе можно существовать. Конец истории, воспринимаемый как катастрофа, одновременно дает начало новому развитию. В постисторическом пространстве, в девяностые годы, писатели переносят свое внимание на опыты не с действительностью («Время великих и смелых мечтаний миновало. Торжествовали деляги, коррупция, нищета»,23 — писал Ремарк), а с виртуальной реальностью. Отсюда создание гиперреальности в постмодернизме. Писатели производят реальность заново, с помощью компьютеров и СМИ.
Как верно заметил М. Эпштейн, гипер в науке и культуре (гипертекстуальность, гиперэкзистенциальность, гиперматериальность и т. д.) является выражением гиперсоциальной природы нового общества.
Состояние катастрофизма и шока от жизни породило новую дисциплину — хаологию. Французский исследователь Д. Рю-элль в книге «Случай и хаос» говорит, что «хаос вошел в моду и стал предметом конференций».