Революция как тема популярного советского кинематографа 1960-1980-х годов

Женщина и революция

Героиня в картине «Хлеб, золото, наган» обладает манерами интеллигентной барышни и обращается ко всем на «вы», что так смущает простого революционного матроса. А между тем она не в комсомоле лишь потому, что давно является членом коммунистической партии. Благородная барышня становится возлюбленной героического советского милиционера в «Рожденных революцией». Возлюбленная разведчика Кольцова в «Адъютанте его превосходительства» является дочерью белого офицера. Миловидная Тася (Евгения Симонова) из «Золотой речки» и «Пропавшей экспедиции» — дочка выдающегося ученого, выпускница института благородных девиц, умеющая не только ездить верхом, но и грациозно брать препятствия. В «Особо опасных» появляется красотка в стиле модерн (Татьяна Друбич). В ряды чекистов ее не взяли по причине сомнительного происхождения. Теперь душой она все равно за революцию и любит чекиста, — зато одета с шиком и ведет разгульную жизнь в ресторанах, в компании антиреволюционных элементов.

Случаются и барышни, которые на сторону революции так и не становятся, а наоборот, либо преданы контрреволюционерам (как, например, в «Шестом»), либо сами занимаются подрывной деятельностью. Ядвига в исполнении Людмилы Нильской в сериале «Государственная граница» — красивая женщина, попавшая в контрреволюционную группировку. Эта героиня, по всем признакам, происходит из вполне демократических городских слоев, что было не вполне характерно для советского кино более ранних лет и что свидетельствует о начале качественного переосмысления нашей политической истории в преддверии перестройки. Важной деталью сюжета является то, что в случае неудачи с перевербовкой чекиста и провала операции Ядвиге грозит расстрел. Героиня в любом случае является потенциальной жертвой — не красных, так белых — и не может не вызвать сочувствия хотя бы как красивая молодая особа, которая вынуждена рисковать своей жизнью без всякой серьезной цели и личной выгоды. К привлекательной женщине, да еще с польским шармом, можно относиться с большим снисхождением, считая ее не врагом советской власти, а несчастным человеком, запутавшимся в революционной смуте.

Не покидает ощущение, что образ дамы, барышни или простой женщины, не примкнувшей вовремя к революции, столь популярен не только потому, что позволяет показать историю перевоспитания представителей царской России, но и потому, что именно «дореволюционная» женственность, а отнюдь не облик товарища-революционерки, мыслится подлинным эталоном прекрасного. Подспудно так дает о себе знать усиливающееся раздражение по поводу советского восприятия женщины.